+7 (4742) 27-41-48

Лев Зильбер – великомученик от науки

Пути больших ученых не всегда устланы розами: на их долю порой выпадает больше шипов от роз. В числе великомучеников от науки не только Коперник или Галилей, жившие в средневековье, но и наш современник Лев Зильбер — академик, светило мировой вирусологии, человек великой и одновременно трагической судьбы.
По чудовищно нелепым обвинениям Лев Александрович трижды попадал в застенки НКВД, а в 1945 году, когда он в третий раз вышел на свободу, перед ним лично извинился Сталин — ни один из постояльцев многомиллионного советского ГУЛАГа не удостаивался столь высокой «чести».

СЕМЬЯ КАПЕЛЬМЕЙСТЕРА
Лев Зильбер, родившийся в Пскове 27 марта 1894 года, вырос в многодетной семье капельмейстера 96-го пехотного Омского полка, а позднее преподавателя Псковской духовной семинарии Абеля Зильбера и хозяйки магазина музыкальных инструментов Анны Дессон. Отец академика был незаурядным музыкантом: сам император Александр III за соло на кларнете наградил его именными золотыми часами. Впрочем, он играл практически на всех музыкальных инструментах, которые были в его оркестре. Стоит ли удивляться, что в музыкальной семье Зильберов даже у собак были соответствующие клички: Преста, Легата и Стакката. Правда, из шестерых детей Зильберов музыкальную стезю избрал только Александр, автор ряда опер и пианист известной «Синей блузы», где ему довелось работать с Маяковским. Но самым, пожалуй, знаменитым выходцем из семьи Зильберов был самый младший — Вениамин, ставший писателем под псевдонимом Каверин, автором мегабестселлера советских времен «Два капитана» и членом литературной группы «Серапионовы братья».

Лев Зильбер и Вениамин Каверин

ОПАСНО ВСПЫЛЬЧИВЫЙ ЛЕВ
Известно, что великих делает великими их окружение: в Псковской гимназии, где учился Лев Зильбер, его одноклассниками были будущий писатель Юрий Тынянов, автор «Кюхли» и «Подпоручика Киже», и академик медицины Август Летавет, одновременно и выдающийся альпинист, руководивший в 1938 году восхождением на самый северный семитысячник мира в горах Тянь-Шаня, который уже после войны получил название пик Победы.





О том, каким был в своей гимназической молодости Лев Зильбер, можно судить по трилогии Вениамина Каверина «Открытая книга»: по словам младшего брата, он был «воинствующе благороден, спокойно честолюбив и опасно вспыльчив. Любовь к риску соединилась в нём с трезвостью». Будущий академик был, отнюдь, не зубрилой и тихим домашним мальчиком: он умел драться, однажды не побоявшись схватиться с компанией из шести человек, и, конечно же, и сам бывал не единожды бит. Умение терпеть боль не раз пригодилось ему впоследствии, когда в Бутырке из него делали живую котлету. Однажды Льва чуть было не исключили из гимназии за то, что он прилюдно, в общественном месте поцеловал гимназистку, — такой моветон гимназистам не дозволялся. И если бы не Август Летавет и Юрий Тынянов, убедившие учителей гимназии простить его, будущий великий вирусолог мог бы вылететь из гимназии с «волчьим билетом». Всё, к счастью, уладилось, и, окончив гимназию с серебряной медалью, Лев поступил на естественное отделение физмата Петербургского университета, откуда в 1915 году перевёлся на медицинский факультет Московского университета, получив разрешение одновременно посещать занятия на естественном отделении, которое было пожаловано ему лично министром просвещения графом Игнатьевым.

ЭПИДЕМИОЛОГ-ДУЭЛЯНТ
Особой кротостью и смирением Лев Зильбер не отличался и в свои университетские годы: в апреле 1915 года он стрелялся с приревновавшим его к своей знакомой поручиком Лалетиным. По условиям дуэли огонь велся с 12 шагов, причем оба положили в карманы записки с просьбой никого в смерти не винить, чтобы не усложнять разбирательства в случае фатального исхода. Всё для дуэлянтов закончилось, к счастью, небольшими ранениями: Зильбер получил пулю в правую кисть, легко отделался и Лалетин.

Денег на жизнь и учебу хронически не хватало, и Лев Александрович решил проблему в присущем ему ключе, по-зильберовски: отправился в клуб, где выиграл пять тысяч рублей — огромные по тем временам деньги. К революционным событиям 1917 года Зильбер отнесся лояльно и даже принимал участие в разоружении полицейских. В 1919 году, окончив медицинский факультет, он отправился на фронт, где хватил всего сполна: чудом спасся от расстрела, попав в плен к казакам, умирал в горячке от тифа в окружении голодных крыс, которые уже начали грызть его руки и ноги, побывал во всевозможных переделках, но в итоге выжил и с 1921 года стал работать в микробиологическом институте Наркомздрава в Москве.

В 1928 году Зильбер женится на эпидемиологе Зинаиде Ермольевой, будущем академике, создателе первых советских антибиотиков, в конце 40-х — лауреате Сталинской премии I степени. Эта была во всех отношениях достойная для Зильбера партия, такая же отчаянно смелая — в 1922 году Ермольева не побоялась заразить себя, выпив для большей чистоты эксперимента раствор холерного вибриона. Она же стала прототипом главной героини упомянутой выше «Открытой книги» Вениамина Каверина, пораженного мужеством и решимостью этой молодой женщины. Медовый месяц молодожены провели, работая во французском Институте Пастера и Институте Коха в Германии. Это Зильберу впоследствии припомнили: каждый ученый, работавший за рубежом, автоматически становился подозреваемым в шпионаже на зарубежные разведки. Ермольева же каким-то невероятным образом репрессий избежала.


Зинаида Ермольева

ЧУМА В КАРАБАХЕ
В 1930 году Лев Зильбер отправился для ликвидации вспышки чумы в Нагорный Карабах. Уже на склоне лет он вспоминал: «Житель одного из селений рассказал мне, что в Карабахе есть поверье: если начинают умирать семьями, значит первый умерший жив. Надо привести на его могилу коня, и если конь будет есть овес, — а какой же конь не будет есть овес! — умерший жив. Тогда надо отрезать коню голову, а сердце и печень дать родственникам. А там все между собой в родстве. Так нам стало все понятно: ведь чумный микроб в органах сохраняется годами…

Всё население района мы раздели догола и перевели в палатки, благо, там было тепло. Специальные военные команды обработали хлорпикрином все постройки, одежду, абсолютно всё. И вот, продержав весь район в изоляции две недели, мы полностью ликвидировали чуму».

Не всем понравились столь жесткие меры, и вместо благодарности ученого арестовали по доносу, что он, якобы, «распространял в Армении чуму в интересах зарубежных врагов советской власти». Однако Зильбер ничего не подписал и обвинений не признал. Первый раз его удалось выручить из «кутузки» весьма быстро: Вениамин Каверин дружил с Горьким, голос которого в те годы был очень весом. Отбыв первый срок, Зильбер вернулся с Кавказа в Москву, где в 1934 году добился создания Центральной вирусной лаборатории при Наркомздраве РСФСР и открытия отдела вирусологии в Институте микробиологии АН СССР.

КОМАРЫ ДЛЯ ТОВАРИЩА СТАЛИНА
В 1937 году Зильбер возглавил дальневосточную экспедицию Наркомздрава по исследованию клещевого энцефалита, о котором в те годы было известно очень мало. Он писал: «В течение трех месяцев нами было установлено существование новой, не известной ранее формы энцефалита, выделено 29 штаммов ее возбудителя, установлена эпидемиология заболевания и ее переносчик, в основном изучены клиника, патологическая анатомия и гистология заболевания. Был открыт вирус клещевого энцефалита». По итогам работы экспедиции были предложены методы лечения страшной болезни и начата разработка лекарств, но тут раздался очередной «стук» — доброжелатели сообщили «куда следует», что Зильбер специально затягивает разработку лекарства и вынашивает коварные замыслы заразить энцефалитом всю Москву через сеть городского водопровода. Более того, в НКВД донесли, что Зильбер планирует заразить энцефалитом комаров и выпустить их на волю рядом с дачей товарища Сталина. Бдительные сталинские чекисты, естественно, пресекли этот преступный замысел: ученого арестовали и отправили в Бутырку, где ему отбили почки и переломали все ребра, а потом сослали в лагпункт «Канин Нос» Печорского лагеря. От голода и постоянного переохлаждения он был уже одной ногой в могиле, но выручил случай: у жены начальника лагеря начались преждевременные роды, которые Зильбер успешно принял, а затем смог выходить недоношенного ребенка. В благодарность «хозяин» зоны назначил зэка — медика главным врачом лагерной «больнички». Другой человек на месте Зильбера уже сломался бы, но он, будучи настоящим ученым, взялся за проблему лечения пеллагры — состояния, вызванного острым дефицитом никотиновой кислоты и белков, от которого массово умирали заключенные. Зильбер провел серию опытов и разработал дрожжевой препарат от пеллагры на основе ягеля, которого в тундре предостаточно. Он получил название «антипеллагрин». Это позволило спасти многие тысячи жизней заключенных. Об удивительном открытии прослышали в Белокаменной, к тому же Юрий Тынянов дошел до самого Берии, и в 1939 году Зильбер был освобожден, став завотделом вирусологии в Центральном институте эпидемиологии и микробиологии. Ко второму освобождению Зильбера приложила руку и Зинаида Ермольева, уже бывшая супруга, с которой они расстались еще в 1935 году: столь яркие пассионарии не всегда уживаются в одной берлоге. В том же году Лев Александрович женился на Валерии Киселевой, подарившей ему двух сыновей.


Вирус клещевого энцефалита под микроскопом

СПИРТ ИЗ ЯГЕЛЯ
И вот, когда ученому показалось, что он наконец-то свободен и теперь может горы свернуть, в 1940 году последовал третий арест — на сей раз за отказ от настойчивых предложений свыше заняться разработкой бактериологического оружия, против которого Зильбер решительно возражал, понимая, какие беды это может принести человечеству. Его снова пропустили через пыточный конвейер, но он, битый-перебитый, всё выдержал и ничего не подписал. В итоге он оказался в «химической шарашке»: Зильберу, как «специалисту по ягелю», подчиненные Лаврентия Берия поручили разработать технологию производства спирта из ягеля. Таких шарашек в системе ГУЛАГа было великое множество — в них, как известно, работали А. Н. Туполев, С. П. Королев, Н. В. Тимофеев-Ресовский — герой романа Даниила Гранина «Зубр», и даже летописец ГУЛАГа Солженицын, отбывавший срок в одной из шарашек в качестве математика. И многие сотни, даже тысячи, других. На месте иных шарашек после войны создавались огромные институты и целые закрытые города, как, к примеру, Челябинск-70, ныне Снежинск. В наши дни, правда, неосталинисты пытаются представить «шарашки» передовыми научными организациями, способными в максимально сжатые сроки решать особо важные задачи по укреплению обороноспособности СССР, мол, таково было веление времени, но суть дела от этого не меняется — это печальная и позорная страница нашей истории. Зильбер, будучи человеком по-настоящему жертвенным и думающим о себе в последнюю очередь, взялся за дело: разработал технологию производства спирта из ягеля, а следом начал исследования вирусного механизма возникновения рака. Для этого он покупал у зэков за махорку живых крыс и мышей, на которых ставил опыты, позволившие ему доказать, что раковые опухоли имеют вирусное происхождение, но вирус выполняет лишь инициирующие функции в опухолевой прогрессии. Результаты своих опытов по теории происхождения рака он записал микрошрифтом на двух листах папиросной бумаги, которые ухитрился незаметно для охраны передать на волю во время свидания с первой женой Зинаидой Ермольевой. Случись такое в конце 30-х, ему, наверное, добавили бы «десяточку» за попытки заразить раком весь СССР — желающие дать нужный сигнал в органы нашлись бы.

СТАЛИНСКАЯ ПРЕМИЯ ДЛЯ ЗЭКА
Но времена, к счастью, хоть и медленно, но менялись. Открытие Зильбера было признано настолько ценным, что свои подписи под письмом Сталину с ходатайством об освобождении Зильбера поставили все «великие», в том числе главный хирург Красной Армии Н. Н. Бурденко и Н. Ф. Гамалея, ученик самого Луи Пастера, патриарх отечественной микробиологии, именем которого назван Национальный исследовательский центр эпидемиологии и микробиологии, где разработана российская вакцина от коронавируса «Спутник V». В общей сложности письмо Сталину подписали 12 академиков. В марте 1944 года письмо было прочитано Сталиным, он распорядился немедленно освободить Зильбера и даже, как утверждают, лично извинился перед ним, говоря сегодняшним языком, «за доставленные неудобства». А также за переломанные, надо полагать, ребра. И распорядился присудить ему Сталинскую премию в размере 100 тыс. руб. Ну как тут не вспомнить знаменитые слова Сергея Довлатова: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал 4 миллиона доносов?». Впрочем, любой нормальный человек должен задаться эти вопросом.


Но вернемся в сороковые. Выйдя в третий раз на свободу, Лев Александрович продолжил свои исследования: в январе 1945 года в «Известиях» была опубликована его большая статья «Проблема рака». После Победы, в июне 1945 года, он отправился в Германию, где нашел и вывез в СССР свою семью — вторую жену, ее сестру и двоих сыновей, чудом выживших в фашистских рабочих лагерях, в которых им пришлось провести три с половиной года. Сыновья Зильбера от второй супруги, Лев Киселёв и Федор Киселев, стали известными молекулярными биологами, академиками РАН и РАМН, внесшими большой вклад в теорию канцерогенеза, которой занимался до последних дней жизни их отец.

В НАУКЕ НУЖНО БЫТЬ ПЕРВЫМ
В 1945 году, вскоре после освобождения, Лев Зильбер был избран действительным членом Академии медицинских наук и назначен научным руководителем Института вирусологии АМН СССР, где и работал все последующие годы. Пусть он и не смог победить рак, тем не менее, всей своей жизнью доказал, что твердость человеческого духа и чистота помыслов сильнее тупой и бездушной гулаговской машины.

То, как достойно прожил свою жизнь Зильбер — лучшее лекарство от злокачественных метастазов сталинизма, которые, увы, поселились в нашем обществе и продолжают расти, увеличиваясь в размерах. Скончался выдающийся ученый осенью 1966 года.

10 ноября Лев Зильбер пришел в Институт эпидемиологии и микробиологии в приподнятом настроении — в его руках была рукопись только что законченной им монографии «Вирусо-генетическая теория возникновения опухолей», над которой он работал много лет. «Поздравьте меня! — сказал он. — Я наконец-то закончил этот труд!». И в ту же минуту умер от обширного инфаркта — его сердце, пропустившее через себя столько боли, не выдержало. «В фундаментальной науке нужно быть или первым, или никаким», — говорил Лев Зильбер. Он всегда был первым.

Читайте также